Фанданго
Клуб фантастов Крыма
Гостевая рубка
Еще по теме...

» » Рецензия на рассказ Александры Окатовой «Мэри и её барашек» (2019)

Рецензия на рассказ Александры Окатовой «Мэри и её барашек» (2019)

  1. Первичная логика произведения (фабула). Сюжетная последовательность или непоследовательность произведения

Должен честно признаться, что вампирская тематика – совершенно не моя. Ни одного полновесного произведения на эту тему не написал, за исключением повести «Бабочки и нетопыри», где герою, представителю княжеской династии, нетопырю по перерождению, вложил в уста фразу: «Ненавижу вампиров». И всё же если абстрагироваться от «не моя» и «ненавижу», а попытаться понять сложную душу вампирскую в контексте психопатии и психопатологии, то, наверное, как писателю, претендующему на критический взгляд, высказаться стоит. Но сначала личный пересказ, чтобы войти в эту воду мягко, не ошпарившись или не заледенев мгновенно.

Вампиресса и каннибалка Мэри принимает приглашение подруги Генриетты поправить здоровье в пиршественном зале Московской ассоциации вампиров и каннибалов, где угощается блюдами, приготовленными из бывшего возлюбленного, а по сути агнца, Генриетты. Мэри ослабла по причине того, что уже долгое время не употребляла «скоромного». Простая земная пища не придаёт настоящих сил. Желание победить в себе дурные привычки её племени наткнулось на физиологическую преграду: не может вампир и каннибал нормально существовать без своего метаболизма, в котором человечина и человеческая кровь стоят на первом, если не единственном, месте. Кстати, если следовать логике, то люди, они же барашки, они же агнцы, употреблялись вампирами и вампирессами и как любовники, из чего следует, что Ассоциации можно было бы приписать ещё одну психологическую характеристику – скотоложцев, ибо как ещё назвать страсть занятия любовью с жертвами-животными.

Идём по сюжету и логике.

Мэри – эстетка. Её чувственной природе могла бы позавидовать любая женщина, а на фоне голода описания её многократно усилившихся чувств обращаются в поэтические метафоры, в каскады и низки ярких образов. Оттого и лист за окном падает и летит, как секира, рассекающая воздух, и нежно шуршит. Мэри – гурманка. Салат должен быть с сердцем, а второе блюдо – мозги с горошком и штрудель с виноградом и обязательно красное вино.

Подруги наслаждаются едой, при этом Мэри приходится вербально балансировать в беседе, чтобы не выказать подруге ни неприятия, ни восторга, ни сладости, ни гордости, ни чванства – ничего предосудительного, поскольку она знает, что ответственность на трапезе лежит на Генриетте и на этом застолье она главная. Она угощательница и хозяйка стола. Так подобает вести себя по канонам и моральным нормам племени. Нормы, понятное дело, аристократические и срисованы были, скорее всего, с великосветских человеческих собраний. Вряд ли наоборот. Вряд ли вампиры и каннибалы чему-нибудь учили людей на своих пирах. Они их просто ели и пили.

Подруги вкушают жертвенное блюдо и говорят о достоинствах того, кто теперь стал пищей: как его любила Генриетта и как ей будет его не хватать. Выясняется, что у Мэри тоже когда-то был возлюбленный, но она не успела его отведать.

В зале сидит ещё одна пара: парень и девушка. Но парень проявляет интерес к Мэри и поглядывает на неё как-то многозначительно. Мэри передаёт ему мысль на расстоянии, что хочет его. И он повинуется, он спускается вниз, Мэри – за ним. И вот они уже целуются под окнами особняка. Мэри без ума. Мэри уводит барашка, приведённого сюда на заклание. Порыв страсти и жалости обуял героиню…

Далее следует повестка на суд и казнь (проход по полосе испытаний). Там же прилагается письмо с жалобой от Генриетты. Из письма следует, что Генриетта обвиняет Мэри в неисполнении обязательств накормить её в ответ на её доброту жертвенным мясом в месячный срок. И только. Если автор называет Генриетту пострадавшей, то надо понимать, что жертвенный агнец, с которым сбежала Мэри, был агнцем Генриетты. Но Генриетта нигде не называется хозяйкой особняка. Генриетта предъявляет требование накормить её, а не жалобу, что Мэри увела её агнца. Так чьего же агнца увела Мэри? Если не Генриетты, то почему в судебном зале их связывают спина к спине? В чём вина Генриетты, если это не её агнца увела Мэри? Здесь либо ошибка автора, либо я не понял коллизии.

В результате судебного заседания в присутствии досточтимого Влада Цепеша Мэри освобождают при всех её моральных терзаниях, что она предала Генриетту. Опять-таки, в чём смысл предательства, если нигде не сказано, что украденный с пирушки агнец принадлежал Генриетте? (Кстати, вопрос к автору: а изучала ли она тематику настолько основательно, чтобы утверждать, что вампиры или вампироканнибалы потеют?)

То есть не о предательстве тогда должно было бы говорить, а всего лишь о невыполнении вампирского долга устроить трапезу из возлюбленного Мэри.

Как бы то ни было, но волею судеб освобождают по решению последнего в левом ряду молодого вампира, того, кто ещё день назад считался возлюбленным барашком Мэри. Увы, он инициирован. Кем? Когда? Этот вопрос за чертой. Она жалеет барашка-юношу, ведь он перестал быть человеком. Значит, он перестал быть потенциальной едой, и поэтому Мэри так печалится.

Генриетта несёт наказание. За что несёт наказание эта несчастная вампиресса? За жалость к Мэри или за то, что привела агнца в пиршественный зал? Но, повторяю, в рассказе нигде не сказано, что этот парень, сидевший в трапезной особняка, мог бы считаться агнцем Генриетты.

Итак, согласно вампирскому кодексу (или прихоти) вампиресса, укравшая жертвенного парня-барашка, была освобождена. (Вампиры поощряют воровство?) А вампиресса, приведшая живого барашка в трапезную, осуждена за осквернение трапезной. (Говорите мне, в чём я ошибаюсь.) Сам Влад Цепеш, видимо, решил поиграть судьбой подданных, запустив лототрон жеребьёвки по принципу чёрных и белых шаров. Забавно? Да, наверное, это забавно. Самое забавное, что симпатии в этой компании не вызывает никто, в том числе и сама Мэри.

  1. Психологическая достоверность

Итак, сюжет сыгран. Если вопросы, которые я поставил в первом пункте рецензии, будут разрешены в процессе обсуждения, будем считать, что я удовлетворён. Психологическая достоверность рассказа не вызывает сомнений.

Очевидно, приняв во внимание, что вампиризм и каннибализм в отдельных случаях идут рука об руку, автор наделила героев соответствующей психологией. Им это не зазорно. Не зазорно находить себе жертву барашка-человека, заниматься с ним любовью, а потом убить и ритуально съесть. В сознании Мэри, правда, всё-таки проступает человеческая женская натура. Ей важны наряды, цвет помады, жесты, знаки, полутона. Ей важен собственный статус. Да, она пыталась бороться со своей порочной натурой и естеством, но должного успеха не достигла. Позади у неё несчастная любовь, а в реальности у неё настоящий голод. Голод пересиливает чувства. Стоит это признать. Однако в дальнейшем всё происходит наоборот. Страсть лишает её страха опасности и страха расплаты. Она даже становится в чём-то жертвенной: готова умереть в зале суда, но тут же психологически легко приносит подругу в жертву, желая ей, однако, победить на полосе препятствий. То есть на самом деле Мэри абсолютно наплевать на подругу в этот момент. «Если выберешься живой, приходи, угощу, но не человечиной, а настоящей бараниной». Стоит признать, что если цинизм по отношению к собратьям среди вампиров является примером достоинства, то Мэри соответствует всем достоинствам вампиров. Другое дело, что из возлюбленного очередного агнца она уже вряд ли сможет сотворить. Но откуда ей знать, как поведёт себя возлюбленный? И мы выясняем, что собственно вампирофагия в среде вампиров не возбранялась.

  1. Терминология и антуражность

Героиня, с одной стороны, эстетка, да ещё и магистр по образованию. Но русская действительность всё же не замедлила на ней сказаться. Героиня матерится. И ладно бы слово «бл**ь», которое можно было бы воспринимать как присловье в особо эмоциональных случаях. Но брошенная в конце рассказа фраза весьма понижает моральную планку вампирессы. Ей бы по гендерному признаку следовало послать ключи не на х**, а в п***, что было бы гораздо органичней. Хотя я против нецензурщины в любых выражениях в произведении.

Гораздо больше сомнений вызывает идея совмещения каннибализма и вампиризма, их равноправность. Следуя историческим описаниям и человеческим хроникам, каннибализм никогда не был в особом почёте у вампирократии, а приходился на разряды ниже в табели о рангах их племени. Считалось у некоторых народов древности, что поедание человеческой плоти может подарить особые магические способности (христианский обряд причастия прямо-таки заимствовал эту процедуру, пусть даже в образном представлении). Такие случаи были и зафиксированы в разных странах, например в Древней Греции, на Ближнем Востоке, в Индии, на Тибете, в Китае и в Полинезии. Кто кого в этом вопросе опережал, доподлинно не известно: люди вампиров или вампиры людей.

Ещё немного об антуражности. В рассказе она играет подчинённую роль. Очень живописно показан зал заседаний и, конечно, святая святых – кресло Влада Цепеша, обтянутое кожей предавших его друзей и любовниц. Забавно описаны вехи в полосе препятствий. Кстати, может быть, название этому испытанию придумать поархаичней, позаковыристей?

Ещё один термин присутствует в рассказе: температор. По факту это что-то вроде церемониймейстера. В «Википедии»: «Температор – прибор для плавления и поддержания в горячем состоянии шоколада и глазури».

  1. Определение фантэлементов. Поиск целевого фантэлемента

Основной элемент рассказа – сюжетообразующий: вампирско-каннибалистические разборки и всё, что за ними следует. Всё красиво и пристойно. Потоки крови не льются, организация, бишь Ассоциация, работает по-деловому, в соответствии с вампирским делопроизводством. Никакой отдельной и особой магии не изображается, кроме того, что герои иногда могут послать друг другу телепатические сообщения. И ещё у голодных вампиров до предела обостряются рецепторы. В целом вампирократия показана в сдержанных красках. Это замкнутое сообщество с жёсткой регламентацией прав и обязанностей. Вопросы питания здесь всё ещё остаются в числе наипервейших. А это печальное свидетельство закоснения. Всё прогрессивное за эту ширму не проникает: никакой борьбы за будущее, только борьба за пищу, приоритеты и почитание канона. Бунтарство Мэри если и имело место, то далеко оно её не увело.

Целевого фантэлемента нет. Сакральные отношения палача и жертвы, вампира и агнца? Или любовь, ради которой можно подставить и шею для инициации? Не уверен. Мистицизм показан довольно буднично и слегка иронично.

  1. Художественная ценность рассказа

Рассказ написан хорошим литературным языком, кроме мата, передаёт некоторые напряжённые моменты героини, которая давно абстрагировалась от зла и добра, не служит ни тому, ни другому, хотя живёт в среде зла, но мечтает о некоем добре, например отказаться от человечины. Рассказ вроде бы даже претендует на гуманизм, но циничность ситуаций зашкаливает, и эффект прививки чем-то хорошим не приживается или приживается мимолётно.

  1. Советы автору

Конкретное предложение автору: переписать так, что именно Генриетта приводит нового агнца в ресторан, а Мэри, значит, именно у Генриетты его крадёт. Тогда судилище будет выглядеть оправданнее, нежели за простое неисполнение светской обязанности ответного ужина. И приговор Генриетте тоже станет более веским. Кто больше виноват: воровка Мэри или осквернительница «храма» Генриетта? И освобождение Мэри будет более логичным и не таким лототронистым.

Комментарии:

Оставить комментарий
вверх